Эмпирический опыт наглядно убеждает, что в периоды кризисов и катаклизмов в экономике обостряются все существующие противоречия в обществе, всплывают на поверхность ранее латентные противоречия в законодательстве, с наибольшей остротой проявляется правовая неопределенность в регулировании тех или иных общественных отношений.
Кризис в экономике 2008 г., к сожалению, ничему нас так и не научил. Правовой нигилизм, низкий уровень правовой культуры, противоречия в нормах права и в толковании позитивного права различными судьями способны только обострить существующие противоречия, понизить уровень правовой защищенности граждан как наиболее слабой стороны в правоотношениях.
В данной статье автор на примере собственного опыта, а также при изучении судебных актов и договоров исследует отдельные правовые отклонения в области кредитных отношений.
Поскольку творцом права являются люди, вполне естественно наличие в праве противоречий и отклонений как положительного, так и отрицательного характера. Но если существование отклонений в праве вполне объективно, то отклонения в судебной практике субъективны, подрывают авторитет судебной власти, ведут к принятию противоречивых решений.
Ранее в своих научных работах автор не раз с использованием собственных эмпирических исследований доказывал необходимость закрепления в писаном праве необходимости следования судебному прецеденту и обязательности учета прецедента при вынесении судебных решений, доказывая необходимость закрепления в нормах позитивного права судебного прецедента в качестве источника права <1>.
--------------------------------
<1> Свирин Ю.А. Судебный прецедент: от научных дискуссий к единообразию судебной практики // Актуальные проблемы российского права. 2015. N 11; Свирин Ю.А. К вопросу об источниках гражданского процессуального права // Современное право. 2015. N 3.
В последние годы особенно актуальной стала проблема, связанная с возвратом заемщиками - физическими лицами полученных от банков кредитов. В 2014 - 2015 гг. возник кризис в банковской сфере, детерминированный в том числе отказом заемщиков погашать банковские кредиты. Наличие противоречивого законодательства об ответственности за просроченную кредиторскую задолженность порождает соответственно вынесение противоречивых судебных актов. Исследовав судебную практику судов субъектов Российской Федерации, в том числе Московского городского суда, а также Верховного Суда РФ, мы на примере конкретного казуса изложили свои выводы и предложения по преодолению правовых отклонений.
Так, 27 июня 2014 г. Симоновский районный суд г. Москвы вынес решение по делу N 2-4916/14, которым удовлетворил исковые требования истца (банка) об обращении взыскания на задолженность по потребительскому кредитному договору и отказал в удовлетворении требований истца об обращении взыскания на предмет залога (ипотеки) - квартиру, являющуюся единственным жильем ответчиков, в силу того, что кредит имел не целевое назначение и не был связан с приобретением жилья или улучшением жилищных условий.
Апелляционная инстанция Мосгорсуда 14 мая 2015 г. своим определением отменила решение Симоновского районного суда г. Москвы и приняла новое решение, которым удовлетворила исковые требования истца об обращении взыскания на предмет залога (квартиру). В последующем кассационная инстанция Мосгорсуда и Верховного Суда РФ оставили апелляционное решение Мосгорсуда без изменений.
Как явствует из обстоятельств дела, предметом ипотеки являлось единственное жилье, принадлежавшее на праве собственности А.С. Давыдову, который в качестве обеспечения исполнения обязательства перед банком передал в 2012 г. свою квартиру банку в залог по потребительскому кредиту, выданному его сыну А.А. Давыдову. Залогодателем являлся А.С. Давыдов, не являющийся заемщиком банка. После смерти А.С. Давыдова в 2013 г. в наследство вступила его жена Л.А. Давыдова. Спорное жилье являлось единственным как для А.С. Давыдова, так и для Л.А. Давыдовой. В связи с этим возникает вопрос: возможно ли обратить взыскание на предмет ипотеки, если этим предметом является единственное жилье?
Л.А. Давыдова, будучи женой залогодателя, своего согласия на заключение договора залога квартиры не давала. С точки зрения семантического толкования норм семейного права данное обстоятельство является существенным, которое ни одна судебная инстанция не приняла во внимание. Квартира приобретена в браке, поэтому независимо от того, кто в кадастровом учете записан ее собственником, квартира является совместной собственностью супругов (А.С. Давыдова и Л.А. Давыдовой). Следовательно, А.С. Давыдов без согласия жены не мог самостоятельно распорядиться совместной собственностью супругов путем передачи квартиры банку в залог.
Устанавливая продажную стоимость квартиры в размере 40100492 руб., апелляционная инстанция Мосгорсуда при постановлении собственного решения не назначала экспертизу по оценке рыночной стоимости квартиры. Суд апелляционной инстанции на основании оценки, проведенной ответчиком (в одностороннем порядке), определил стоимость квартиры в размере стоимости долга. Несмотря на то что ответчик был не согласен с оценкой, проведенной банком, и просил назначить независимую экспертизу, суд проигнорировал его возражения. Рыночная стоимость квартиры значительно выше, чем та, которую определил суд. Апелляционная инстанция пошла по наиболее простому пути (вопреки принципу объективной истины) с целью побыстрее закончить дело. Подобным "правосудием" нарушается право ответчиков получить разницу между стоимостью квартиры в случае продажи ее на торгах в соответствии с Законом "Об исполнительном производстве" (по рыночной стоимости) и долгом перед банком.
Отменяя решение суда первой инстанции и вынося свое решение, апелляционная инстанция в определении сослалась на статью 349 ГК РФ <2> и статьи 50, 56 Закона об ипотеке <3>. Как указала апелляционная инстанция, согласно статье 50 Закона об ипотеке залогодержатель вправе обратить взыскание на имущество, заложенное по договору об ипотеке. Следует признать, что действительно данное положение указанным Законом закреплено. Однако норма статьи 50 носит общий характер и применяется к правоотношениям, возникшим из ипотеки, если иное не закреплено в специальном законе. Вместе с тем в действующем законодательстве России имеется специальная норма, а именно статья 446 Гражданского процессуального кодекса РФ <4>, которая определяет перечень имущества, на которое не может быть обращено взыскание. В частности, к такому имуществу относится единственное жилье. Статья 446 ГПК РФ является специальной нормой по отношению к статье 50 Закона об ипотеке, поскольку суживает область применения последней.
--------------------------------
<2> См.: Гражданский кодекс РФ от 30 ноября 1994 г. N 51-ФЗ (в ред. от 30 декабря 2015 г.).
<3> См.: Федеральный закон от 16 июля 1998 г. N 102-ФЗ "Об ипотеке (залоге недвижимости)" (в ред. от 5 октября 2015 г.).
<4> См.: Гражданский процессуальный кодекс РФ от 14 ноября 2002 г. N 138-ФЗ (в ред. от 29 декабря 2015 г.).
Как пишет С.В. Нарутто, "Конституционный Суд РФ неоднократно подчеркивал, что юридическое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного применения правовых норм, возможного только при наличии их формальной определенности, точности, ясности, недвусмысленности и согласованности в системе действующего правового регулирования" <5>.
--------------------------------
<5> Нарутто С.В. К вопросу правовой определенности законодательства // Актуальные проблемы российского права. 2015. N 11. С. 9.
Кроме того, руководствуясь положениями статьи 56 Закона об ипотеке, реализация заложенного имущества производится в порядке, установленном процессуальным законодательством, т.е. материальная норма прямо отсылает при разрешении спора к процессуальной норме. Процессуальное законодательство, как указывалось выше, запрещает обращать взыскание на единственное жилье.
Вместе с тем поскольку в законе имеются две нормы противоположного содержания, то как в теории, так и в практике возникла дихотомия в применении мер гражданско-правовой ответственности за неисполнение обязательств по кредитному договору. Анализ судебной практики показывает, что суды зачастую неправильно истолковывают статью 50 Закона об ипотеке и при постановлении решения расширительно толкуют положения, закрепленные в статье 78 этого Закона, которые значительно суживают область применения статьи 50.
Исходя из практики Мосгорсуда при обращении взыскания на квартиру в качестве гражданско-правовой ответственности по кредитному договору суд не учитывает правовые позиции Конституционного Суда РФ, изложенные в Определении от 17 января 2012 г. N 13-О-О, где указывается, что обратить взыскание на единственное жилье по ипотеке возможно, только если квартира была заложена по договору об ипотеке в обеспечение возврата кредита на приобретение или строительство таких или иных квартир, их капитальный ремонт или иные неотделимые улучшения. Аналогичную позицию Конституционный Суд РФ высказывает в Определениях N 10-О-О и N 12-О-О за 2012 г. Таким образом, Конституционный Суд РФ недвусмысленно выразил свою правовую позицию относительно того, что по ипотеке в обеспечение обязательства по кредитному договору, не связанному со строительством или ремонтом жилья, обратить взыскание на единственное жилье невозможно. Однако по конкретному делу в 2015 г. апелляционная инстанция Мосгорсуда проигнорировала правовую позицию Конституционного Суда РФ и вынесла решение об обращении взыскания на единственное жилье, являющееся предметом ипотеки по кредитному договору без целевого назначения, не связанного с приобретением жилья или его существенным улучшением.
Здесь возникает еще одна правовая проблема, связанная с обязательностью исполнения судами правовых позиций Конституционного Суда РФ. Однако указанная проблема не является целью изучения в данной статье.
Вместе с тем судебная практика судов иных субъектов Федерации, в отличие от судебной практики Московского городского суда, по аналогичным делам опирается на указанные выше правовые позиции Конституционного Суда РФ, не допускающие обращение взыскания по договору об ипотеке на единственное жилье. В частности, на это указывают следующие судебные акты: Апелляционное определение судебной коллегии Верховного суда Республики Саха (Якутия) по делу N 33-163-14; Апелляционное определение Ульяновского областного суда по делу N 33-1585/2014; Апелляционное определение Ульяновского областного суда по делу N 33-2243-2010 и др. Во всех перечисленных судебных актах со ссылками на статью 78 Закона об ипотеке и статью 446 ГПК РФ указывается на недопустимость заключения договора залога в отношении единственного пригодного для проживания жилья и невозможность обращения на него взыскания по кредиту, не связанному с приобретением жилья или его капитальным ремонтом.
Верховный Суд РФ в силу своего правового положения должен был бы способствовать единообразию судебной практики. Требование закона о единообразии судебной практики закреплено в пункте 3 ст. 391.9 ГПК РФ. Однако по аналогичному делу N 5-КФ15-3611 в 2015 г. судьей Верховного Суда РФ С.В. Асташовым было принято определение, в котором признается обоснованным обращение взыскания на единственное жилье по любому кредитному договору, в том числе без целевого назначения. В последующем заместитель Председателя Верховного Суда РФ В.И. Нечаев не нашел оснований для отмены определения судьи Асташова.
Приведенные выше противоречия как внутри права, так и внутри правоприменительной практики при применении ответственности за неисполнение кредитного договора не являются исчерпывающими. В настоящее время нет правовой определенности и единообразия судебной практики по вопросу возможности уступки права требования банком любому иному лицу.
Как видно из материалов гражданского дела, рассмотренного в 2015 г. районным судом в г. Москве, ОАО "Международный коммерческий банк" на основе договора цессии уступил свое право требования по кредитному договору физическому лицу. Районный суд г. Москвы своим решением отказал в иске истцу-заемщику, просившему признать договор цессии недействительным в силу частей 1 и 2 ст. 388 и части 2 ст. 857 Гражданского кодекса РФ. Указанное решение районного суда противоречит положениям, закрепленным Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. N 17 "О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей", где указывается, что, разрешая дела по спорам об уступке требований, вытекающих из кредитных договоров с потребителями, суд должен иметь в виду, что Законом о защите прав потребителей не предусмотрено право банка передавать право требования по кредитному договору с потребителем лицам, не имеющим лицензии на право осуществления банковской деятельности, если иное не установлено законом или договором.
Своим Апелляционным определением Мосгорсуд оставил решение суда первой инстанции без изменения. Однако подобная позиция Мосгорсуда противоречит принципу единообразия судебной практики в России. Так, в Апелляционных определениях Белгородского областного суда по делу N 33-3346/2014, Свердловского областного суда по делу N 33-5195/2015, Красноярского областного суда по делу N 33-6898/2015, судьи Мосгорсуда В.А. Кирсановой от 26 ноября 2012 г. по делу N 11-28020 указывается на недопустимость переуступки права требования по кредитному договору банком иному лицу, не имеющему лицензии на право осуществления банковских операций.
Из материалов дела видно, что между цессионарием - физическим лицом и цедентом-банком был заключен договор об уступке прав требования от заемщика денежных средств по кредитному договору. Указанный договор был удостоверен нотариусом и зарегистрирован в реестре. В соответствии с условиями договора банк передает, а физическое лицо принимает права кредитора по кредитному договору, заключенному между банком и А.А., права банка переходят к физическому лицу в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода прав. Возникает вопрос, может ли банк как специальный субъект, вступающий в гражданские правоотношения со специальной лицензией, переуступать свое право требования любому иному лицу, не имеющему такой лицензии. Исходя из практики Мосгорсуда следует ответ, что может.
Однако, как нам представляется, подобная практика противоречит нормам позитивного права, и в силу статьи 168 ГК РФ может быть признана недействительной. Только в 2013 г. в ГК РФ были внесены изменения, позволяющие как заемщику, так и банку предусмотреть в договоре право банка переуступать свое право требования "иному лицу". Закон, к сожалению, не конкретизирует, какому "иному лицу" - имеющему или не имеющему лицензию на осуществление банковских операций.
Согласно части 6 ст. 3 Федерального закона от 7 мая 2013 г. N 100-ФЗ нормы Гражданского кодекса Российской Федерации (в ред. настоящего Федерального закона) об основаниях и о последствиях недействительности сделок (ст. ст. 166 - 176, 178 - 181) применяются к сделкам, совершенным после дня вступления в силу настоящего Федерального закона, т.е. после 1 сентября 2013 г. (а договор цессии в описанном примере был заключен 29 сентября 2012 г.). Таким образом, отношения по нему должны регулироваться гражданским законодательством, действовавшим на дату заключения договора.
Согласно части 1 ст. 382 ГК РФ право требования, принадлежащее кредитору и вытекающее из обязательства, может быть передано им другому лицу по сделке (уступка требования) или перейти к другому лицу на основании закона. Статьей 384 ГК РФ предусмотрено, что право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права. Однако не любое право требования может перейти к любому новому кредитору. Часть 1 ст. 388 ГК РФ ограничивает правомочие кредитора по передаче права требования иному лицу, устанавливая, что уступка требования кредитором другому лицу допускается, если она не противоречит закону, иным правовым актам или договору.
Пунктом 51 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. N 17 "О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей" предусмотрено, что, разрешая дела по спорам об уступке требований, вытекающих из кредитных договоров с потребителями (физическими лицами), суд должен иметь в виду, что Законом о защите прав потребителей не предусмотрено право банка, иной кредитной организации передавать право требования по кредитному договору с потребителем (физическим лицом) лицам, не имеющим лицензии на право осуществления банковской деятельности, если иное не установлено законом или договором, содержащим данное условие, которое было согласовано сторонами при его заключении.
Проанализированные мною кредитные договоры такое условие не содержат либо содержат условие, наделяющее банки правом уступить требование по договору третьему лицу без согласия заемщика. При этом нигде в договорах не конкретизируется, должен ли новый кредитор иметь лицензию на осуществление банковских операций. Роспотребнадзор в письме от 23 августа 2011 г. N 01/10790-1-32 "О практике применения судами законодательства о защите прав потребителей при замене лица в договорном обязательстве (по делам с участием территориальных органов Роспотребнадзора)" однозначно указал: включение банком в кредитный договор с гражданином условия о допустимости уступки требования и передачи информации, относящейся к банковской тайне, третьему лицу, не обладающему статусом кредитора, является нарушением прав потребителей. Следовательно, даже если в договоре переуступки права требования содержится условие о возможности банка передать право требования иному лицу, следует толковать данное положение договора ограничительно, имея в виду право передачи требования только лицу, имеющему лицензию на осуществление банковских операций. Иное толкование свидетельствует о нарушении законодательства о банковской тайне и защите персональных данных, что также является достаточным основанием для признания сделки недействительной в силу пункта 1 ст. 388 ГК РФ ("уступка требования кредитором другому лицу допускается, если она не противоречит закону, иным правовым актам или договору").
Указанные выше правовые положения вполне логично устанавливают ограничения при заключении договора уступки права требования, вытекающего из кредитных отношений, поскольку уступка требования по кредитному обязательству лицу, не имеющему лицензии на совершение банковских операций, приведет к разглашению банковской тайны, что является существенным нарушением требований статьи 857 ГК РФ, статьи 26 Закона от 2 декабря 1990 г. N 395-1 "О банках и банковской деятельности", а также Федерального закона от 27 июля 2006 г. N 152-ФЗ "О персональных данных". Согласно положениям статьи 7 Закона N 152-ФЗ "операторы и иные лица, получившие доступ к персональным данным, обязаны не раскрывать третьим лицам и не распространять персональные данные без согласия субъекта персональных данных, если иное не предусмотрено федеральным законом".
Банк, руководствуясь частью 1 ст. 857 ГК РФ, обязан гарантировать тайну банковского счета и банковского вклада, операций по счету и сведений о клиенте. Часть 2 ст. 857 определила, что сведения, составляющие банковскую тайну, могут быть предоставлены только самим клиентам или их представителям, а также представлены в бюро кредитных историй на основаниях и в порядке, которые предусмотрены законом. Государственным органам и их должностным лицам такие сведения могут быть предоставлены исключительно в случаях и порядке, которые предусмотрены законом.
Деятельность банка регулируется также Законом "О банках и банковской деятельности" и инструкциями Центрального банка РФ. В частности, раздел 4 Инструкции ЦБ РФ от 30 мая 2014 г. N 153-и "Об открытии и закрытии банковских счетов, счетов по вкладам (депозитам), депозитных счетов" (на основании которой осуществляется бухгалтерский учет во всех банках Российской Федерации) указывает, что сведения по счетам являются банковской тайной.
В анализируемых договорах об уступке прав требования перечислены документы, которые банк передает новому кредитору. В числе прочих документов в договоре указана выписка по лицевому счету заемщика. Указанный лицевой счет открывается банком заемщику в соответствии с условиями договора банковского счета для физических лиц резидентов, следовательно, информация о данном счете составляет банковскую тайну. Однако по договорам цессии банки передают эту информацию цессионарию, не имеющему лицензии.
Согласно части 14 ст. 26 Закона "О банках и банковской деятельности" за разглашение банковской тайны Банк России, руководители (должностные лица) федеральных государственных органов, перечень которых определяется Президентом РФ, высшие должностные лица субъектов Федерации (руководители высших исполнительных органов государственной власти субъектов Федерации), организация, осуществляющая функции по обязательному страхованию вкладов, кредитные, аудиторские и иные организации, уполномоченный орган, осуществляющий функции по противодействию легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, орган валютного контроля, уполномоченный Правительством РФ, и агенты валютного контроля, а также должностные лица и работники указанных органов и организаций несут ответственность, включая возмещение нанесенного ущерба, в порядке, установленном федеральным законом.
Как нам представляется, в силу взаимосвязанных положений пункта 1 ст. 1 и пункта 5 ст. 4 Закона о защите прав потребителей, корреспондирующих с положениями, закрепленными пунктом 1 ст. 857 ГК РФ и статьей 26 Закона о банках и банковской деятельности, с учетом общих запретов, предусмотренных пунктом 4 ст. 421 и пунктом 1 ст. 422 ГК РФ, стороны кредитного договора не вправе включать в договор условие, "разрешающее" нарушение банковской тайны.
Представляется, что по смыслу толкования приведенных выше норм соблюдение банковской тайны является одним из критериев качества соответствующих финансовых услуг, оказываемых банками потребителю, в связи с чем цессия в кредитных отношениях возможна, только если новый кредитор является банком, обязанным, как и первоначальный кредитор, качественно обслужить клиента-потребителя, в том числе с соблюдением банковской тайны.
Таким образом, включение банком в кредитный договор общего условия о допустимости уступки требования (вместе с передачей соответствующей информации, относящейся к банковской тайне) третьему лицу, не обладающему специальным правовым статусом, является нарушением требований, установленных пунктом 1 ст. 16 Закона о банках и банковской деятельности.
Указанный вывод согласуется с положениями, закрепленными в Постановлении Конституционного Суда РФ от 23 февраля 1999 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко", где указано, что гражданин является экономически слабой стороной и нуждается в особой защите своих прав, что влечет необходимость ограничить свободу договора для другой стороны, т.е. для банков. Нарушение банком банковской тайны должно являться самостоятельным основанием для признания договора об уступке прав требования недействительным. Кроме того, в силу части 3 ст. 857 ГК РФ в случае разглашения банком сведений, составляющих банковскую тайну, клиент, права которого нарушены, вправе потребовать от банка возмещения причиненных убытков.
Несмотря на все вышесказанное, практика Мосгорсуда свидетельствует о возможности уступить право требования по кредитному договору лицу, не обладающему лицензией на право осуществления банковской деятельности. По мнению судей Мосгорсуда <6>, уступка прав требования по кредитному договору не относится к числу банковских операций, указанных в статье 5 Закона о банках и банковской деятельности. Уступка права требования действительно не является банковской операцией, но при заключении договора цессии так или иначе происходит разглашение банковской тайны, что является недопустимым с точки зрения закона.
--------------------------------
<6> Из анализа ряда апелляционных определений.
Несмотря на то что в кредитных договорах действительно часто содержится условие о том, что банк имеет право передать право требования иному лицу, следует полагать, что такое лицо должно иметь лицензию на осуществление банковских операций. Договор кредита является договором присоединения, и гражданин (как наиболее слабая сторона) не имеет возможности влиять на положения договора при его заключении. В связи с этим Президиум Верховного Суда РФ в Обзоре судебной практики по гражданским делам, связанным с разрешением споров об исполнении кредитных обязательств, от 22 мая 2013 г. прямо указывает: свобода договора должна быть ограничена в пользу экономически слабой стороны - гражданина в целях реализации принципа равенства сторон. Данный вывод подтверждается положениями Конституционного Суда РФ, содержащимися в Постановлении от 27 октября 2015 г. N 28-П, где указано, что "суды при рассмотрении споров между гражданами и кредитными организациями самостоятельно осуществляют гражданско-правовую квалификацию отношений сторон, должны учитывать различный уровень профессионализма сторон в данной сфере правоотношений, отсутствие у присоединившейся стороны - гражданина реальной возможности настаивать на изменении формы договора".
Полагаем, в кредитных правоотношениях правосубъектность банка регламентирована законодательством о банках и банковской деятельности, а сама личность кредитора имеет для гражданина существенное значение, так как оказывает непосредственное влияние на институт банковской тайны.
В силу части 2 ст. 857 ГК РФ банк гарантирует тайну банковского счета и банковского вклада, операций по счету и сведений о клиенте. Сведения, составляющие банковскую тайну, могут быть предоставлены только самим клиентам или их представителям, а также представлены в бюро кредитных историй на основаниях и в порядке, которые предусмотрены законом.
В соответствии с частями 1 и 2 ст. 1 Закона о банках и банковской деятельности кредитная организация - это юридическое лицо, которое для извлечения прибыли как основной цели своей деятельности на основании специального разрешения (лицензии) ЦБ РФ имеет право осуществлять банковские операции, предусмотренные настоящим Законом. Причем особо хотелось бы подчеркнуть, что банк как кредитная организация имеет исключительное право осуществлять банковские операции.
У заемщика есть право на сохранение информации о его банковском счете, операциях по этому счету, а также сведений, касающихся непосредственно самого заемщика, и разглашение этих сведений третьим лицам, не указанным в законе, нарушает его права.
В приведенных казусах по конкретным делам мы проиллюстрировали отклонения судебной практики от норм позитивного права, вызванные в первую очередь неопределенностью законодательства. В этой ситуации не лишним будет вспомнить слова И.А. Покровского, который еще в 1917 г. писал, что право на определенность правовых норм есть одно из самых неотъемлемых прав человеческой личности, какое только себе можно представить; без него, в сущности, вообще ни о каком "праве" не может быть речи <7>.
--------------------------------
<7> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград: Юридический книжный склад "Право", 1917.
Библиография
Барышников П.С. Эмпирический метод в науке гражданского процесса // Актуальные проблемы российского права. 2015. N 11.
Гражданское право: Учебник / Под ред. В.П. Мозолина. М.: Проспект, 2015.
Касаткин С.Н. Согласие в гражданском праве Российской Федерации: Дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2014.
Нарутто С.В. К вопросу правовой определенности законодательства // Актуальные проблемы российского права. 2015. N 11.
Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград: Юридический книжный склад "Право", 1917.
Читайте ещё по этой теме:
- Обращение взыскания на единственное жилье должника
- Проблема обращения взыскания на часть единственного жилого помещения должника гражданина
Автор: Ю.А. Свирин