г. Москва, ул. Марксистская, д. 3, стр. 1, офис 421

Прошли времена, когда роль судебного решения сводилась только к процессуальному акту; и точка зрения о том, что судебное решение является также юридическим фактом материального права, получила отражение в законодательстве РФ. В настоящее время п.3 ч.1 статьи 8 Гражданского кодекса РФ предусматривает возникновение гражданских прав и обязанностей из судебного решения, установившего гражданские права и обязанности.

Этот вывод соответствует и российской правовой доктрине о юридических фактах, поскольку она полагает, что судебное решение является юридическим фактом не только в процессуальном праве, но и в материальном гражданском праве <1>. В частности, такой точки зрения придерживался профессор О.А. Красавчиков, который писал, что «судебное решение обычно выступает в качестве правоустанавливающего факта, то есть замыкающего элемента юридического состава. Юридические последствия наступают лишь при завершенном составе» <2>. «…Судебное решение является юридическим фактом не только в процессуальном, но и в материальном гражданском праве. Оно входит в юридический состав осуществления правоотношений либо в другие составы, обосновывающие иные этапы движения (например, по искам о признании)» <3>.

--------------------------------

<1> Ярков В.В. «Юридические факты в механизме реализации норм гражданского процессуального права», Екатеринбург, 1992, стр. 24

<2> Красавчиков О.А. «Юридические факты в советском гражданском праве», М., Статут, 2003, с.196.

<3> Там же стр.201.

Кандидат юридических наук М.А.Рожкова в книге «Судебный акт и динамика обязательства» полагает, что правоприменительный акт – документ (судебный акт) принимаемый судом, является юридическим фактом материального права, влекущим возникновение определенных юридически значимых последствий <4>.

--------------------------------

<4> Рожкова М.А. «Судебный акт и динамика обязательства», М., Статут, 2003, с. 31

Причем судебный акт может выступать в качестве изменяющего или прекращающего обязательственные правоотношения, завершающего юридический состав, а также подтвердить наличие права, и даже породить отдельные гражданские права и обязанности <5>.

--------------------------------

<5> Там же стр. 137

Сколь скоро вступившее в законную силу решение является юридическим фактом материального права, возникает вопрос о возможности распространения на право требования, подтвержденное вступившим в законную силу решением суда, положений ст.35 Конституции РФ.

Конституционный Суд РФ в постановлении от 16 мая 2000 г. №8-П указал, что под использованным в статье 35 Конституции РФ понятием "имущество" в его конституционно-правовом смысле охватываются, в частности, вещные права и права требования, в том числе принадлежащие кредиторам.

Европейский Суд по правам человека (далее ЕСПЧ) толкует в своих прецедентных постановлениях, что право на уважение собственности (имущества), гарантированное ст.1 Протокола №1 к Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» (далее - Конвенции), распространяется и на требования, удовлетворенные вступившими в законную силу судебными актами.

Так по делу Греческие нефтеперерабатывающие заводы «Стрэн» против Греции <6>, ЕСПЧ указал, что арбитражное решение является «имуществом» с учетом положений Статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции. Суд, оценив факт признания этого решения государственными судами Греции, пришел к выводу, что оно предоставляло заявителям право требовать присужденные суммы, поэтому право истца, основанное на решении арбитража, являлось «имуществом» в смысле Статьи 1 Протокола № 1.

--------------------------------

<6> Постановление ЕСПЧ от 09.12.1994 года

Ратификация Российской Федерацией Конвенции обусловила принятие Россией на себя целого ряда правовых обязательств, в числе которых не последнее место занимает приведение в соответствие с Конвенцией национального законодательства и правоприменительной практики. Кроме того, Россия приняла на себя обязательство в случае возникновения коллизии между нормами национального права и положениями Конвенции обеспечить реализацию правоприменительными, в том числе судебными, и правоохранительными органами норм Конвенции. А в соответствии с п.4 ст. 15 Конституции РФ нормы Конвенции являются частью правовой системы России. И, соответственно, российские правоприменители связаны толкованием ЕСПЧ о применении норм Конвенции, в том числе и толкованиями Статьи 1 Протокола №1 о необходимости уважать права, подтвержденные вступившим в законную силу судебным актом, в качестве «имущества» подлежащего защите в соответствии с Конвенцией.

К сожалению, после ратификации Конвенции данное толкование Конвенции не было учтено при приведении законодательства в соответствие с Конвенцией. В целом ряде Постановлений ЕСПЧ, вынесенных по жалобам против России, начиная с Постановления по делу «Бурдов против России», были установлены нарушения Статьи 1 Протокола № 1. Причем, основанием для признания Россией нарушения Статьи 1 Протокола №1 послужили как факты неисполнения вступивших в законную силу судебных актов, так и факты отмены вступивших в законную силу судебных актов.

Однако, несмотря на значительное количество Постановлений ЕСПЧ, данный вопрос о защите вступившего в законную силу судебного акта, в том числе как акта материального права, в соответствии со ст.35 Конституции РФ и Статьей 1 Протокола № 1 Конвенции не нашел надлежащего отражения в российской правовой практике.

В статье «Отпадение и восстановление права» профессор Лапач В.А. также отмечает необходимость обращения внимания доктрины на случай отмены вступившего в законную силу судебного решения, установившего гражданские права и обязанности <7>.

--------------------------------

<7> Статья опубликована в журнале "Гражданское право", 2005, N 2

Действительно, при разрешении правовых последствий, вызываемых отменой судебных актов в порядке надзора, для некоторых видов дел законодатель подошел именно с учетом понимания важности защиты прав лица, чье требование было удовлетворено судом. Можно было бы сказать, что законодатель подошел к этим видам дел в свете соблюдения требования правовой определенности, только это было задолго до ратификации Конвенции.

«Обратное взыскание с работника сумм, выплаченных ему в соответствии с решением органа по рассмотрению индивидуального трудового спора, при отмене решения в порядке надзора допускается только в тех случаях, когда отмененное решение было основано на сообщенных работником ложных сведений или представленных им подложных документов» (ст.397 ТК РФ).

Из этой нормы следует, что законодатель понимал, что лицо, получившее денежные средства для существования, не должно их терять, если даже их приобрело по ошибочному решению суда. И поворот решения был возможен только при злоупотреблениях лица, участвовавшего в деле. Поворот решения в надзоре рассматривался как санкция, которая применялась лишь при наличии вины. Таким образом, законодатель понимал свою ответственность в сохранении правовой определенности, но распространял это только на трудовые доходы. Сама норма о запрете поворота решения при отмене в порядке надзора появилась очень давно – ещё в КЗоТ РСФСР в 1971 году.

А в ГПК РСФСР она появилась даже раньше. В ст.432 ГПК РСФСР было указано: «....В случае отмены в порядке надзора решений по делам о взыскании денежных сумм по требованиям, вытекающим из трудовых правоотношений, о взыскании доходов за труд в колхозе, о взыскании вознаграждения за использование авторского права, права на открытие, изобретение, на которое выдано авторское свидетельство, и рационализаторское предложение, о взыскании алиментов, о взыскании возмещения вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья, а также смертью кормильца, поворот исполнения допускается, если отмененное решение было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах». И это в редакции 1964 года, то есть, за много лет до постановлений ЕСПЧ.

В ныне действующем ГПК РФ (ч.3 ст.445) также установлен перечень дел, по которым в случае отмены решения суда не допускается поворот исполнения решения, если отмененное решение суда не было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах.

Перечень довольно-таки ограниченный, и Верховный Суд РФ в отсутствие инициативы законодателя не остался равнодушным к узости этого перечня и в своих ответах на вопросы <8> указал:

--------------------------------

<8> Которые были размещены в Обзоре судебной практики по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации за четвертый квартал 2004 года (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 9 февраля 2005 г.) и правовая природа которых неясна.

«… в случае отмены решения суда по делу о взыскании денежных сумм по требованиям, связанным с перерасчетом пенсии, допускается отказ в повороте исполнения решения, если отсутствовала недобросовестность со стороны гражданина и счетная ошибка».

Вывод, безусловно, справедливый. Но Верховный Суд РФ пришел к этому выводу не исходя из Статьи 1 к Протоколу №1 Конвенции и ст.35 Конституции РФ, а полагая, что к отношениям, возникающим при повороте решения, должны быть применены положения о неосновательном обогащении <9>. То есть Верховный Суд РФ видит только факт получения имущества стороной спора, а не последствия «аннулирования» юридического факта об удовлетворении требования вступившим в законную силу решением.

--------------------------------

<9> Такая же точка зрения изложена проф. В.М. Шерстюк в комментарии к ст.445 ГПК РФ в кн. «Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу РФ под ред. В.М.Жуйкова и М.К. Треушникова, М. 2007, стр. 1002

Таким образом, можно сделать вывод, что Верховный Суд РФ не видит во вступившем в законную силу решении факта материального права, которое подлежит правовой защите в соответствии со ст.35 Конституции РФ.

Несколько иного подхода придерживаются арбитражные суды, которые не считают в частности получение денежных средств по судебному решению, вступившим в законную силу, но впоследствии отмененным, неосновательным обогащением. И отказывают при повороте решения в начислении процентов за время пользования денежными средствами, полученными на основании судебного акта <10>. Но и арбитражная практика не дает четкого ответа о месте судебного акта, как об акте материального права. В то же время, в одном из комментариев к АПК РФ сделан вывод, что к требованию о повороте решения применим не процессуальный срок, а срок исковой давности материального права:

--------------------------------

<10> Например Постановления ФАС Восточно-Сибирского округа № А58-1147/02-Ф02-2958/02-С2 от 08.10.2002 и №А33-5098/99-С2-Ф02-1900-С2 от 28.10.1999

«Требование о повороте исполнения судебного акта направлено на восстановление нарушенных прав и охраняемых законом интересов ответчика, и к нему применимы положения гл. 12 ГК об исковой давности. Таким образом, если участником судебного разбирательства в соответствии со ст. 199 (п. 2) данного Кодекса будет сделано заявление о применении исковой давности, то суд должен разрешить вопрос о повороте исполнения судебного акта с учетом положений гл. 12 ГК <11>».

--------------------------------

<11> Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный)/А.А. Власов и др., под ред. Г.А. Жилина. - М.: "ТК Велби", 2004

Возможно, без внимательного обращения к данному вопросу доктрины гражданского права ответ процессуальной наукой и не будет найден.

Предположение о том, что взгляд на судебное решение, как на акт материального права, сможет помочь разрешить проблему несоблюдения принципа правовой определенности, основано на том, что тогда при пересмотре судебных актов будет необходимо соблюсти, выработанные Конституционным Судом РФ правовые позиции о возможных ограничениях права владения, пользования и распоряжения имуществом. В частности, Постановлении Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г. N 3-П были выработаны следующие правовые позиции:

«…по смыслу статьи 55 (часть 3) во взаимосвязи со статьями 8, 17, 34 и 35 Конституции Российской Федерации, возможные ограничения федеральным законом права владения, пользования и распоряжения имуществом, исходя из общих принципов права, должны отвечать требованиям справедливости, быть адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей, в том числе частных и публичных прав и законных интересов других лиц…

…Конституция Российской Федерации не исключает ограничение права частной собственности (статья 55, часть 3) и лишение этого права (статья 35, часть 3), однако возможность перераспределения собственности уравновешивается конституционно-правовым принципом неприкосновенности частной собственности. Конституционный Суд Российской Федерации в ряде своих постановлений пришел к выводу, что данный принцип может быть выведен из совокупности конституционно-правовых положений и включает в свое нормативное содержание конституционные гарантии обеспечения частным собственникам возможности свободного использования принадлежащего им имущества, стабильности отношений собственности, недопустимости произвольного лишения имущества либо несоразмерного ограничения права собственности…»

Такой подход не абсолютизирует вступившее в законную силу решение, но значительно повышает степень уважения к нему. И заставляет по-иному смотреть на способы исправления судебных ошибок и искать данные способы не только в надзорном порядке. Например, в Гражданском процессуальном уложении Германии (далее ГПУ) производство по делу, завершенное вступившим в законную силу окончательным решением, может быть возобновлено подачей иска о ничтожности постановления (ст.579 ГПУ), либо реституционным иском (ст. 580 ГПУ).

В любом случае, независимо от того, когда и каким образом выскажется доктрина, нормы ст. 35 Конституции РФ и Статьи 1 Протокола №1 Конвенции, как нормы, имеющие прямое действие должны быть применены при рассмотрении вопросов об отмене вступившего в законную силу решения.

Автор: Султанов А.Р., судья Третейского энергетического суда, член Ассоциации по улучшению жизни и образования

0

Оставить комментарий