ПОНИМАНИЕ РИСКА В ГРАЖДАНСКОМ ПРАВЕ

Следует признать корректным вывод авторов о том, что зачастую распределение рисков связано с виной и упречным поведением участников оборота. Однако, применяя данный критерий к нашей ситуации, становится неочевидным, что риск колебания валют в данном случае не ложится на должника.

Именно должник является «источником проблемы». Исключительно его неисправность привела к тому, что кредитор не получил своевременного исполнения и был вынужден прибегнуть к судебной защите. Можем ли мы говорить о том, что должник не несет «ответственности» за имущественные потери кредитора, наступившие в результате колебания курса валюты в данной ситуации? Представляется, что наше чувство справедливости и представления о стандарте добросовестности в гражданском обороте должны привести к обратным выводам.

К рассуждениям авторов о риске в гражданском обороте стоит добавить мысль, что ответственным за риск по общему правилу должен назначаться тот, кто ближе к источнику его возникновения <*>. Такое лицо по очевидным причинам имеет больше возможностей по осуществлению контроля за риском, чем иные участники оборота. В рассматриваемой ситуации именно должник обладает наиболее полным контролем над риском колебания курса валюты. Своевременным исполнением должник просто не создал бы ситуации, при которой кредитор несет убытки в связи с колебанием курса валют. Следовательно, при надлежащем исполнении должник исключил бы сам риск такого поворота событий. Более того, у должника была возможность добровольно произвести исполнение в любое время с начала просрочки и до списания средств приставами, что «спасло» бы положение. Можно даже представить себе ситуацию, в которой должник, предвидя наступление соответствующих рисков, исполнит свое обязательство напрямую кредитору, вернув потом денежные средства со счетов приставов.
———————————
<*> Эта концепция достаточно известна и практически общепризнана в доктрине гражданского права (см., например: Карапетов А.Г. Экономический анализ права. М., 2016. С. 506).

Таким образом, нет никаких оснований утверждать, что учение о рисках в гражданском праве может служить аргументом для переложения риска колебания валюты с просрочившего должника на кредитора.

ДИНАМИКА ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

В рассматриваемой нами статье А.П. Сергеев и Т.А. Терещенко утверждают, что «формально-юридически» с момента зачисления средств на счета приставов-исполнителей обязательство должника считается исполненным и, соответственно, прекращенным.

В обоснование этого тезиса авторы приводят собственные размышления о месте исполнения денежного обязательства, а также позиции высших судов, в которых утверждается, что с момента зачисления денежных средств на счета приставов-исполнителей прекращается начисление процентов по статье 395 ГК РФ. Однако позиция авторов, на наш взгляд, небесспорна.

Во-первых, вывод о прекращении обязательства не представляется самоочевидным. Тезис о том, что в рамках исполнительного производства новым местом исполнения обязательства становится место нахождения банка, обслуживающего счета приставов-исполнителей, выглядит крайне неубедительно. Напрямую текст закона эту позицию не подтверждает, а толкование, данное авторами, не представляется единственно возможным, да и серьезных политико-правовых аргументов в поддержку этой позиции авторы не приводят. Более того, принятие указанного тезиса открывает перед нами бездну проблем. Самую яркую из них авторы обнажают, когда, доводя свои умозаключения до логического финала, объявляют о прекращении обязательства в момент зачисления средств на счет приставов. Для начала требуется дополнительная аргументация, объясняющая, почему правопорядок настолько жестко и императивно вмешивается в правоотношение частных субъектов, меняя согласованные последними правила. Необходимо помнить, что стороны прямо не изъявляли волю на изменение места исполнения обязательства и, как следствие, момента его прекращения. Тот факт, что кредитор сам обратился к приставам, не подтверждает выдвинутый тезис. В подобном действии кредитора сложно обнаружить волю на изменение условий договора, особенно когда обращение к приставам является единственной возможностью взыскать долг.

Кроме того, следует осмыслить, что же произошло при зачислении средств на счета приставов с точки зрения гражданско-правовой логики, и объяснить, почему получение денежных средств приставами изменяет гражданско-правовые отношения между должником и кредитором. В результате исполнительного производства происходит замена кредитора? Или приставы выступают подразумеваемыми представителями кредитора? Или же, обращаясь к приставам, кредитор осуществляет переадресовку исполнения? Каждый из указанных вариантов выглядит достаточно спорно, чтобы принять его без дополнительных аргументов.

Во-вторых, следует критически отнестись к позиции Верховного Суда Российской Федерации о невозможности начисления процентов по статье 395 ГК РФ, используемой А.П. Сергеевым и Т.А. Терещенко для упрочения своей точки зрения. В результате такого подхода мы ввергаем кредитора в расходы, которые не будут ему компенсированы. Кроме того, сам довод о неприменении статьи 395 ГК РФ не предрешает вопрос о прекращении обязательства. Позиция Верховного Суда Российской Федерации о том, что статья 395 ГК РФ не применяется в указанной ситуации, может быть объяснена отсутствием вины должника и/или прекращением пользования денежными средствами со стороны должника, а вовсе не прекращением обязательства.

Обращение А.П. Сергеева и Т.А. Терещенко к аналогиям с другими правовыми конструкциями в целях подтверждения своей точки зрения также небесспорно. Пример с внесением долга в депозит нотариуса не кажется убедительным. В случае внесения должником средств в депозит нотариуса мы обычно наблюдаем извинительную для должника ситуацию. Обстоятельства, указанные в пункте 1 статьи 327 ГК РФ, предоставляющие должнику возможность исполнения в депозит нотариуса, свидетельствуют, что либо поведение кредитора упречно и мы наблюдаем просрочку кредитора, либо должник по объективным, независящим от него причинам не имеет возможности исполнить обязательство в соответствии с ординарными правилами. В случае же с исполнительным производством подобных извинительных для должника обстоятельств нет. Наоборот, именно из-за должника был начат судебный процесс, а потом исполнительное производство. На протяжении всего процесса взыскания должник имел возможность исполнить свое обязательство самым обыденным из всех возможных способов — переведя сумму долга на счет кредитора. Даже после перечисления денежных средств на счет пристава-исполнителя можно помыслить ситуацию, при которой должник, предвидя наступление валютных рисков, платит кредитору напрямую, возвращая потом денежные средства со счета приставов. Таким образом, нет никакой возможности оправдать поведение должника.

Другая используемая авторами аналогия с переходом риска случайной гибели товара в рамках договора купли-продажи (статья 459 ГК РФ) также выглядит большой натяжкой. В ситуации с куплей-продажей законодатель вводит специальное правило, своего рода исключение, для защиты интересов продавца и стимуляции покупателя. При этом в момент перехода риска случайной гибели товара к покупателю (например, в случае невывоза последним подготовленного товара) обязательство продавца лишь «считается прекращенным», но не прекращается в истинном смысле этого слова. В нашем же случае нет политико-правовых мотивов защищать неисправного должника. Кроме того, нет и необходимости стимулировать кредитора, он и так уже сделал все от него зависящее. Ну и наконец, необходимо помнить, что в отношения по договору купли-продажи стороны вступают добровольно. Помимо прочего, у них есть и возможность изменить правила о риске случайной гибели. В нашем же случае кредитор для защиты своих прав вынужден обратиться к публичному субъекту, все отношения с которым жестко регламентированы публичным правом.

В результате мы видим, что приводимые А.П. Сергеевым и Т.А. Терещенко примеры нетождественны исследуемой ситуации и поэтому не способны убедить в позиции авторов.

Равным образом и итоговая аргументация А.П. Сергеева и Т.А. Терещенко в пользу возложения риска колебаний валюты на кредитора ссылкой на то, что «иное нарушало бы принцип справедливости и обременяло бы одного из равных субъектов гражданских правоотношений без каких-либо оснований», выглядит достаточно сомнительно. Вероятно, авторам кажется, что справедливее возложить дополнительные риски и расходы на кредитора, который не только остался без своевременного исполнения, но и провел трудоемкий и затратный процесс по взысканию задолженности. Зато должник, из-за незаконного поведения которого были напряжены ресурсы как кредитора, так и государства, поощрен и защищен. Сложно смириться с таким пониманием справедливости.

В ситуации, когда действия пристава-исполнителя незаконны, А.П. Сергеев и Т.А. Терещенко по-прежнему возлагают риск такого колебания на кредитора, но предлагают ему обратиться с деликтным иском к публичному субъекту.

В части возложения ответственности на публичный субъект с авторами стоит согласиться. Другое дело, что по причинам, указанным выше, нельзя смириться со снятием такой «ответственности» с должника. Не стоит забывать, что именно поведение последнего привело к рассматриваемой ситуации, поэтому неисправность пристава ничего не меняет в положении должника.

Допустимым при этом, на наш взгляд, является привлечение должника и публичного субъекта (ответственного за действия пристава) к солидарной ответственности. Впрочем, исследование данного вопроса заслуживает отдельной работы, здесь же ограничимся краткими размышлениями.

Имущественные потери кредитора являются следствием поведения как должника (просрочившего исполнение обязательства), так и судебного пристава-исполнителя, что делает возможным их одновременное привлечение к ответственности. При этом вариант с долевой ответственностью указанных лиц кажется нам неудовлетворительным. Во-первых, он улучшит положение должника, в то время как неисправность судебного пристава-исполнителя ни в коей мере не должна избавлять даже от части ответственности такого же неисправного должника. Во-вторых, может ухудшиться положение кредитора, так как ему придется разбираться в вопросах размера ответственности каждого из должников. Поэтому значительно более справедливым видится решение о солидарной множественности по аналогии с правилами статьи 1080 ГК РФ об ответственности за совместно причиненный вред.

Читайте ещё по этой теме:

• Признается ли изменение курса валют существенным изменением обстоятельств в смысле ст. 451 ГК РФ?

Автор: Д.Д. Актянов